Сквозь черное стекло
Пресса15.03.2018
Дмитрий Быков, русский писатель, поэт, публицист, журналист, литературный критик, преподаватель литературы, радио- и телеведущий о новом фильме Константина Лопушанского "Сквозь черное стекло": Преимущество стилистически цельных, беспримесных эпох по крайней мере в том, что они благоприятны для настоящего искусства. В прошлом году в России вышло сразу несколько чрезвычайно значительных картин, этот начался для меня с выдающейся. Говорю о новом фильме Константина Лопушанского, рабочее название которого «Сквозь черное стекло» кажется мне неудачным, поскольку слишком явно отсылает к фильму Бергмана.Сюжет пересказывать нельзя, хотя стартовая его посылка известна: олигарх вместе с губернатором заходит в храм, видит в церковном хоре слепую девушку, очаровывается ею и предлагает ей вполне дьявольский контракт. Он везет ее на операцию в Германию, где ей возвращают зрение. И если операция оказывается удачной, она выходит за него замуж. Согласие надо дать уж подлинно вслепую, не видя благодетеля и ничего о нем не зная. Эту историю нельзя рассказать сдержанно и тактично, и в этом мне видится главное стилистическое открытие Лопушанского: он, как раз известный петербургским хорошим вкусом, на этот раз отказался от него начисто. Всякий удачный роман или фильм содержит автоописание, и в «Черном стекле» олигарх, – едва ли не самая страшная роль в карьере Максима Суханова, – говорит устроителям своей будущей свадьбы: «Мне пожирнее бы… я люблю жирно…». Этот фильм – весь на педали, на переборе, на превышении; Лопушанский не отводит взгляда даже там, где обычное милосердие требует отвернуться. В воздухе этого фильма, как говорит тот же герой, «кровью пахнет».
Нигде еще в современном российском кино я не встречал такого точного попадания в дух времени, в главную его эмоцию. Феноменальное сочетание – богатейший культурный подтекст и грубейшие, давно числящиеся по разряду пошлости лобовые приемы – заставляет зрителя постоянно метаться между благодарностью автору и почти ненавистью к нему. Но своей цели – содрать маски, заставить зрителя прозреть, ужаснуться, разрыдаться, – Лопушанский достигает. Музыкант, он безупречно чувствует ритм, и повествовательная ткань не провисает ни на секунду. Два-три эпизода этого фильма лучше всего, что делал этот режиссер прежде, – а это, между прочим, «Роль», «Письма мертвого человека», «Посетитель музея». Премьера этой картины состоится, видимо, не раньше осени, – но она уже есть; и одно это наполняет меня чистой радостью – хотя предчувствия, которые владеют режиссером и наверняка есть у зрителя, скорее мрачны.
Разумеется, у меня есть свои вопросы и предложения; и сразу после просмотра, еще не вполне успокоившись, я попытался их режиссеру высказать. На что Лопушанский вполне резонно ответил: «Ты сперва слезы утри, а потом мне советы давай».