Новости сайта

Новости

10.05.2016

Совместный проект IamRadio и кинокомпании Proline Film к 110-летию Даниила Хармса.

Иван Болотников, режиссер фильма "Хармс" в гостях у I am radio, в программе "Короткие встречи" рассказал об учебе у Алексея Германа-старшего, о методе мастера, о команде фильма "Хармс", о переходе из документального кино в игровое, о музыке в кино, о работе на площадке, о личности и экстравагантности Хармса, о замысле фильма про Пальмиру и о многом другом.

 

АЛЕКСАНДР ИВАНОВ. По первому образованию Вы искусствовед. Как получилось, что Вы решили перейти из теоретиков в практики? 

 

ИВАН БОЛОТНИКОВ. Я всегда себя считал не искусствоведом, искусстводелом. Для меня поступление в Университет было в каком-то смысле традицией, потому что мама у меня искусствовед, дядя закончил Университет, он физик. Я с детства мечтал о кино, мечтал рассказывать свои истории. Но считал, что режиссер должен быть образованным человеком. И сейчас считаю, что входить в режиссуру нельзя, будучи совсем юным. То есть должен быть какой-то багаж. Поэтому я поступил на искусствоведение, чему рад, — я обрел не только какие-то знания, но прежде всего, обрел друзей — тех, с кем я могу советоваться, говорить, в том числе о кино. Сейчас кино изменилось, оно стало более технологичным, но менее культурным и содержательным, больше внешним. Уровень людей, которые работают в кино, стал менее интересным, для меня во всяком случае.  Когда-то кино было уделом самых талантливх людей. Это было синтетическое искусство, которое позволяло соединить разные таланты. Не зря мы сейчас общаемся на Высших курсах сценаристов и режиссеров. Нам здесь преподавали. Нас учили Алексей Юрьевич Герман и Светлана Игоревна Кармалита. И здесь, в этом месте начинали многие очень славные режиссеры. Здесь учились Данелия, Лопушанский, Кайдановский, Дыховичный, Овчаров и множество других режиссеров. Они были все люди с высшим образованием.

И мне было важно получить фундаментальное образование, чтоб как-то мыслить. Мне позвонили мои друзья Олег Лукичев и Сабина Еремеева. Сказали: «Иван, набирает Герман!». Я думаю: «Ну все. Если набирает, то к кому еще идти учиться?». На тот момент я считал, что мало у кого можно учиться. Поначалу был огромный трепет. Помню экзамен: сидели Герман, Меньшов, Голубкина (известный редактор, которая возглавляла курсы), Кармалита… Мрачный и суровый Герман тогда меня спросил: «Почему Вы ко мне поступаете?». А я ответил: «Потому что хочу учиться у человека, которому я доверяю». 

 

АИ. Вы можете сказать в чем особенность его метода?

 

ИБ. Герман, в каком-то смысле, само противоречие. На первом занятии он просил нас написать «Если я умру, на моей могиле будет такая-то эпитафия…». Обычно говорят, что в кино, в искусстве очень важны компромиссы. А он говорил: «Никаких компромиссов!». Он всегда говорил, что нужно учиться на практике и он нам дал эту редкую возможность. Он взял всех своих студентов работать на «Трудно быть богом». Мы прошли большую практику, мы были режиссерами-стажерами и делали второй третий планы. Он себя очень уважал, но так же считал, что среди его учеников плохих быть не может по определению. Он считал, что нужно идти от человека. Знаете как он говорил о замечательной актрисе Руслановой? Что, она как парус: дунь и дальше она сама поплывет в рамках того, что ты ей предлагаешь. Герман нас облучил собой, своей упертостью.  Я вижу, что все наши, кто выпустился, все работают.

АИ. Какой фильм Германа Ваш любимый? 

 

ИБ. Я отвечу двояко. Дело в том, что я человек старомодный и очень люблю «Двадцать дней без войны». Там уникальные вещи! Во-первых, Никулин, там все люди, которые пережили войну. Это вещи, которые нельзя сыграть. Почему кино Германа называют «машиной времени»? — потому что он погружает этих людей в абсолютную правду, хотя эта правда художественная. И дальше эти люди начинают жить своей жизнью. Например, в финале, когда они попадают под обстрел, Лопатин падает и начинает говорить: «Располовинит, либо не располовинит?». Это может знать, тот, кто воевал. Они понимали по звуку летящего снаряда куда он упадет и как

нужно себя вести. Потрясающий финал! 

А второй фильм, очень художественный, «Хрусталев, машину!». Я прекрасно помню первый показ фильма в московском Доме кино. Я и его сын тащили коробки с пленкой. Помню, как зал смотрел, — была гробовая тишина. Ужас! Мы же все живые люди у нас есть свои ожидания. И я ожидал некого «…Ивана Лапшина» номер два, а получил совершенно другое. Это меня раздавило совершенно, как, по-моему, и весь зал. Я помню первые ощущения. Я многое не понял, но мне и не понравилось. А Герман тогда страшно переживал. Тогда была неудача в Каннах, его не сразу поняли, а с великими выдающимися фильмами такое бывает. И Герман в напряжении сидел у выхода из зала и мне кажется, что он немножко выпил, хотя был непьющий человек. Потом мы поехали на квартиру Алексея Юрьевича чествовать премьеру. Откупорили бутылку шампанского, сели полукругом, все мои сокурсники стали что-то говорить о фильме и бокал шел ко мне. А я был молод и глуп и если бы до меня дошло, то я бы сказал: «Алексей Юрьевич, извините, но как-то, что-то у меня не…». Вот если б я это сказал, то больше бы у Германа не учился. Но меня бог уберег, движение бокала остановилось, а я промолчал. Потом, через две недели, я понял, что фильм вошел в меня как заноза. Я понял —гениальное кино! Дальше я уже смотрел его под другим зрением. 

 

АИ. Скоро выйдет Ваша картина игровая картина «Хармс». Вы снимали до этого документальное кино, как Вы перешли в кино игровое?

 

ИБ. Абсолютно органично. С «Хармсом» история длилась десять лет. Есть четыре варианта сценария. Тут есть любопытный момент: сейчас пришло время и для этого фильма и для Хармса. Сейчас есть интерес к этой фигуре. Были у нас нефтяные годы, все хлестало и запускался фильм о табурете, а вот о Хармсе фильм не запускался. Люди были в неком таком затмении что-ли. А сейчас, когда все обострено, когда смыслы перевернулись и обострились, стало такое хармсовское состояние полусновидения-полубезумия, смещения. Оно очень соответствует времени и оно интересно. Сейчас пришло письмо из Роттердама, отборщики пишут, что хотят в будущем году его показать. Мы фильм почти закончили, сейчас идет сдача в Министерство культуры. Я надеюсь, что к концу лета, на каком-то крупном фестивале фильм будет заявлен. Я очень благодарен Министерству культуры и продюсеру Андрею Сигле. Он человек очень нестандартный и один из редких продюсеров, кто любит авторское кино. Любит и поддерживает. У нас были моменты дискуссий, но всегда есть числитель и знаменатель. Знаменатль — это то, что мы друг другом и работой довольны. Есть свойство компании «Пролайн» давать режиссеру быть автором, отвечать за все. Нам удалось собрать уникальную команду специалистов, которых я говорю, что я им всем обязан. Как говорит замечательный художник Владимир Светозаров: «На съемочной площадке только 30% таланта, а 70% — это коллектив». Я сам был в состоянии некой контузии и очень важно было это плечо и поддержка. У меня был такой момент в середине, когда мы начали снимать, а я понимаю, что неправильно мизансцену развел. Через какое-то время и понимать Войтек начинает, что что-то не то: это не смонтируется. Он говорит: «Иван, надо перестроить это все», а я говорю: «Да-да» и не могу. Вот бывает такое. Меня спас обед, а потом я пришел в себя и тут же все это перестроил и все стало нормально. Вот что такое коллектив, когда он готов взять на себя часть ответственности. 

Была такая история с Алексеем Юрьевичем Германом на «Трудно быть Богом». Не буду называть фамилий, но об одном человеке при расставании он сказал: «Понимаете, мне не нужен отличник, мне нужен человек, который делает буквально то что я предлагаю. Мне нужно больше». Это абсолютно правильно. Поймите, когда талант помножен на талант, происходит что-то большее, алхимия.

АИ. А возвращаясь к Вашему фильму…

 

ИБ. Да, у нас фильм получился очень музыкальным. В данном случае я очень благодарен Андрею Сигле. Я никогда бы так музыку не расставил. Мы все делали вместе, но это его дарование, его умение так сделать. Я учился у Германа, а он не любил музыки. Он считал, что это плохой режиссер, который пользуется музыкой. Это будто костыли такие. Высший класс — это когда без музыки.

 

АИ. Картинка, которая мало подкрепляется звукорядом.

 

ИБ. Именно! А он говорил: «Под музыку любой сможет!». Тут я не согласен. Я вообще не могу сказать, что во всем согласен с Германом. Он делал свое кино. И могу сказать не помню чьи слова: «Лучший ученик — тот, который не похож на своего учителя». Не надо быть германовцами и работать под копирку. Он был такой один. Когда начинаются кальки и повторы, то это просто невозможно смотреть. Я помню мне сделал своеобразный комплимент преподающий здесь Фенченко, который посмотрел мой диплом. Он сказал: «Это первая работа, по которой не видно, что она из мастерской Германа». Хотя это не так…

 

АИ. Просто влияние было неочевидно.

 

ИБ. Конечно. Вы посмотрите «Хармса». Там, конечно, есть Герман. Даже что-то от Тарковского.

 

АИ. Как раз хотел спросить. Все что было написано Хармсом необычно, экстравагантно, ново. Ваш фильм по форме и содержанию будет каким? Тоже странным и необычным?

 

ИБ. Надо смотреть, потому что в нем есть и то и другое. Под Хармса подкладывают все что угодно сейчас и часто происходит некая подмена. Знаете, что о нем, например, говорил Маршак? Что Хармс абсолютно классичен при всей его авангардной составляющей. И он прав. Хармс был образован. Я его люблю как прозаика и детского поэта. У меня он начался лет с шести, когда мама привезла мне книжку, оформленную ее тогдашним мужем, который был детским художником. Там были считалочки Хармса «Иван Топорыжкин пошел на охоту, с ним пудель пошел…». Меня это просто поразило.

 

АИ. Я знаю, что на многих детей хармсовские книжки производят большое впечатление.

 

ИБ. Меня она сразила. Я шел к Хармсу. Я когда-то сделал документальный фильм о нем, познакомился с Эрлем. Это первый его издатель. Я очень хотел, чтобы он у меня снимался, но он был нездоров. Есть воспоминания одной женщины как она была на одном из утренников Хармса. Он подрабатывал и вел утренники для детей. Они его обожали. А дальше она рассказывала, что он выходил и дети шли за ним гурьбой. А форма фильма  и такая и такая. Там есть, как сейчас выражаются, альтернативная биография. Немножко смещаем биографию Хармса, но подмены нету. Я не знаю, понравится ли он хармсоведам. Есть Хармс в сознании — предельный, страшный, на грани или даже за гранью. У меня все-таки Хармс такой… ребенок. В нем больше этого. Но, считаю, имею право. Мне было важно через него рассказать историю. Из него все делают чудака, каковым он наверняка и был отчасти или больше — неважно. У меня он нормальный.

АИ. Человек?

 

ИБ. Больше того, он красавец. И играет его актер Войцех Урбаньски. Я когда выбирал актера, у меня была позиция, чтобы он нравился женщинам. Потому что женщину не проведешь, мужчины то более вариативные. Я себе не давал варианта на ошибку. Войтек приехал на пробы из Польши. Я с ним познакомился 31 декабря, на новый год по интернету. Я его увидел и думаю: такой высокий, породистый, интеллигентный, но он не был Хармсом, не был похож на него буквально. Я в него поверил, а он моментально откликнулся. Он вошел в это во все и в каком-то смысле это его победа. В каких-то местах фильма он больше Войтек, но это вписывается в форму. Например, европейский зритель Хармса не очень знает, для них будет важен герой. Я помню когда Войтек приехал, мы сделали первую пробу и она была откровенно плохая. Со мной была команда: и Лариса Павловна Конникова и Наташа Крымская — потрясающий художник по гриму и другие. И я спиной чувствую, что моя замечательная группа напряглась. И был вопрос: «Иван, а есть второй вариант?». И было полшага назад. А если люди не верят, то фильма не получится. А дальше случилось производственное чудо: подобрали правильный грим, выбрили брови, поменяли форму черепа, подобрали правильный костюм — Войтек шел на все. Дальше на пробы подошла его замечательная сокурсница Надя Толубеева и они так здорово сыграли на двоих сцену и пошло. У меня отлегло и все остальные это почувствовали. 

АИ. Актеры рассказывали, что Вы позволяли им импровизировать прямо на площадке. Какое место отводилось импровизации и Вашему четкому плану?

 

ИБ. И то и другое. Например, мы два дня снимали совместные сцены ОБЭРИУтов, где они собирались в квартире. И поймите, людям, которые там снимались нужно было объединиться. А если нет симпатии, то сразу будет фальшь и мне нужно было, чтобы они сжились. Я закусив губы терпел их дурачества. Нужно было устраниться, чтобы они подурачились. Они порезвились, почувствовали себя свободными и все пошло. Актеру важно показать, что он может это сделать. Я когда снимал, передо мной стояли невидимые чаши весов, было легкое зыбкое ощущение, что все получается.

 

АИ. Есть ли у Вас планы или мысли по поводу своих будущих фильмов?

 

ИБ. Есть! У него даже рабочее название «Пальмира». Это удивительное историческое место в Азии, которое уничтожали, но не уничтожили. У меня есть конкретная реальная история. Часть сценария уже пишется. Надеюсь, что скоро буду это снимать. История эта мне нравится. Она совсем другая нежели Хармс. История о том, как выжить в этом безумном мире. Происходить она будет в Дагестане в наши дни, может даже в Сирии, для аутентичности.

 http://www.iamstory.ru/#!????????-???????-?-??????????/sg7we/5731b9e90cf2cebcfbdaf4a3

Смотреть фильмы в хорошем качестве